Почему либерализация законодательства в сфере экономических преступлений в реальности не привела к снижению числа уголовных дел против бизнеса

Александр Железников, управляющий партнер московской коллегии адвокатов «Железников и партнеры», убежден в том, что специальное наказание за мошенничество в виде отдельных частей «общей» статьи 159 УК РФ не облегчает жизнь предпринимателям, а «палочная» система отчетности мешает властям в полной мере обезопасить бизнес от излишнего рвения правоохранителей.

Между молотом и молотом

В 2008 году, когда умирающий рейдерский бизнес из последних сил отвоевывал себе уцелевшие после кризиса активы, Дмитрий Медведев, бывший в то время президентом РФ, положил начало надеждам предпринимателей на смягчение уголовного закона. Шаг выглядел логичным — к тому времени перенос споров хозяйствующих субъектов в плоскость уголовных дел принял характер эпидемии. Уголовное судопроизводство очевидно превосходило гражданское в скорости и возможности делегировать сбор доказательств органам уголовного преследования. Большая часть экономических и гражданских споров в рамках уголовных дел тогда выигрывалась сторонами, признанными потерпевшими, в своих исках они опирались на доказательства, которые были добыты следствием и получили преюдицию в рамках приговоров.

Эта линия, продолженная Дмитрием Медведевым в 2010 году и обнародованная в ряде выступлений, привела к тому, что в рамках УК РФ появилась специальная норма — статья 159.4. Ее субъектным составом стало мошенничество, совершенное в сфере предпринимательства. Предполагалось, что судами и органами уголовного преследования такой квалификации позволит уйти от избыточного использования предыдущей версии «мошеннической» статьи, так называемой народной. По ряду причин этот опыт оказался неудачным. Во-первых, компетентные органы продолжали квалифицировать соответствующие действия подозреваемых и обвиняемых по «старой» статье — например, из-за того, что она позволяла эффективнее работать с судами в части меры пресечения и сажать обвиненных в общеуголовном мошенничестве предпринимателей в СИЗО. Во-вторых, в 2014 году один из региональных судов направил в Конституционный суд (КС) РФ запрос о признании положения новой статьи УК РФ не соответствующими Основному закону. Результатом явилось совсем не то, что ожидали предприниматели: КС действительно признал положения статьи незаконными на том основании, что мошенничество в сфере предпринимательской деятельности, совершенное в особо крупном размере, по размеру наказания относилось к преступлениям средней тяжести, а общеуголовное — к тяжким. К радости силового лобби, в 2016 году новая статья 159.4 УК РФ утратила силу, в «старую» версию добавили «предпринимательские» части с пятой по седьмую, а наказание уравняли с обычным мошенничеством. Единственной относительной формой прогресса стало примечание, повысившее крупный и особо крупный размер ущерба для этих составов. Однако следователи сохранили возможность помещать предпринимателей под стражу практически в прежнем объеме.

Посадить предпринимателя, «сохранив лицо»

Несправедливо было бы сказать, что действующий глава государства не поднимал вопрос о том, насколько общественная опасность подозреваемых или обвиняемых по «экономическим» статьям требует отправлять их за решетку наряду с убийцами, террористами и насильниками. Осенью прошлого года Владимир Путин встречался с представителями общественности Дальнего Востока, в рамках дискуссии о высоких уголовно-правовых рисках местного бизнеса он рассказал, что планирует обсудить с судами и органами надзора вариант отказа от избыточного применения меры пресечения в виде содержания под стражей. И действительно, ст. 108 УПК РФ предусматривает, что заключение под стражу не применяется, если преступление совершено индивидуальным предпринимателем в связи с его основной деятельностью либо руководителем коммерческой организации в связи с осуществлением им соответствующих полномочий в рамках деятельности по извлечению прибыли. Однако СМИ постоянно освещают громкие уголовные процессы с участием крупного бизнеса, и, как мы можем наблюдать, при наличии административной воли следствие легко обходит требования ст. 108 УПК РФ.

Следователь, будучи процессуально независимым, способен удобным для себя образом квалифицировать действия подозреваемого, чтобы суд мог посадить предпринимателя, «сохранив лицо»

В шаге от «преступного сообщества»

В особенно сложных случаях — как, например, в деле группы «Сумма» братьев Магомедовых — следствие может применить тяжелую артиллерию в виде ст. 210 УК РФ («Организация преступного сообщества»). Эта зубодробительная квалификация позволяет следствию решать множество проблем, начиная с процессуальных сроков, которые для особо тяжких составов возрастают в полтора раза, и заканчивая возможностью обосновать перед судом арест имущества обвиняемых. В какой-то момент эта практика распространилась настолько, что вопрос избыточного применения «бандитской» статьи по экономическим составам начал подниматься регулярно. Многие эксперты обращали внимание руководства страны на тот факт, что практически любая организация рискует быть признанной преступным сообществом — и значит, под эту грозную статью, предусматривающую до 20 лет лишения свободы, подпадал каждый сотрудник организации, чей менеджмент или собственники вошли в «клинч» с силовиками. В апреле текущего года у ст. 210 появилось примечание: статья неприменима к учредителям, руководителям и работникам организации, зарегистрированной в качестве юридического лица, за исключением случаев, когда она создавалась в преступных целях. Казалось бы, это должно пресечь злоупотребления, вызванные применением чрезмерно жесткой квалификации, однако практика пока свидетельствует об обратном.

Есть ложь, а есть статистика

Что же мешает руководству страны «оживить» изрядное количество инициатив, которые обезопасили бы бизнес от избыточной жесткости правоохранителей?

Главная проблема — правоприменение. Сам закон продуман и сформулирован хорошо — осталось убедить следователей и судей воспринимать не только его букву, но и дух. Этому препятствует принятая в правоохранительных органах система статистического учета и отчетности: давно известная в народе как «палочная», в силовых структурах она называется АППГ — «аналогичный показатель прошлого года».

Суть ее в следующем: каждое преступление регистрируется в специальной электронной базе. Среди большого объема информации, подлежащей учету, ключевыми данными являются статья УК, размер ущерба и данные об органе, его раскрывшем. Сотрудники правоохранительных органов вносят эту информацию в статистические карточки, они передаются в прокуратуру и затем уже попадают в базу, которая позволяет формировать отчетность и показатели системы. По этим данным руководство судит об эффективности того или иного органа, включенного в систему, например городского или окружного следственного подразделения МВД. По количеству выявленных и возбужденных дел, а также по объему средств, взысканных в пользу государства, судят и об эффективности сотрудников: от руководителя до оперативника. Если текущие показатели ниже, чем АППГ, значит, подразделение работает неэффективно и в отношении конкретных лиц могут последовать выводы. Если же показатели выше — это означает, что кривая преступности поползла вверх, и опять-таки могут воспоследовать неприятные санкции, теперь уже за слабую профилактику (исключение составляют прямые указания «поднять цифры» по определенным направлениям, например по делам о коррупции). Таковы неписаные правила системы, и следователь вынужден действовать в соответствии с ними, иначе она отторгнет его. Чтобы в кратчайшие сроки направить дело в суд и отчитаться о его раскрытии, следователь в большинстве случаев предлагает обвиняемому дать признательные показания в обмен на мягкую меру пресечения, не связанную с изоляцией от общества. А поскольку такая возможность в основном применима к экономическим делам, то и статус предпринимателя, и все благие намерения законодателя оградить его от чрезмерной жестокости системы часто игнорируются правоохранительными органами в угоду статистике. И наоборот, если у поданного предпринимателем заявления сложный экономический состав и оно имеет неиллюзорные шансы превратиться в висяк — следственный орган будет всячески избегать возбуждения дела. Ведь главное правило системы — максимальный результат при минимальной затрате сил. А там, где количество показателей является главной ценностью, неизбежно страдает качество.

И, поскольку правило «своя рубашка ближе к телу» никто не отменял, правоприменитель оказывается между Сциллой и Харибдой. Масса порядочных, знающих закон следователей, оперативников и судей ориентируются не только на закон, но и на негласные правила правоприменения. Можно принять массу прекрасных нормативных актов, но пока система оценки эффективности работы правоохранительных органов не изменится, предприниматели продолжат сталкиваться с проблемами, решить которые призвана заявленная либерализация уголовного закона. Решение этой задачи — сложный вопрос. Я отношусь к сторонникам системы выборности прокуроров и судей, но такой подход весьма объемен и имеет свои обратные стороны. В любом случае первостепенно — ставить во главе угла уголовного процесса справедливость, установление истины и состязательность сторон.